Однажды Ариадне Эфрон, дочери Марины Цветаевой, пришло письмо от Анны Саакянц, исследователя творчества её матери, в котором та жаловалась, что в русском языке есть проблема — трудно подобрать большое количество рифм на «ща»:
«Сочиняю длинную поэму, девять пар рифм уже есть, надо еще четыре».
И буквально за полчаса был написан ответ, хотя их автор уже и сама забыла, когда в последний раз писала свои собственные стихи.
Сожравши макароны и порцию борща,
Сижу я над Скарроном, зубами скрежеща,
Сжигая папиросы и семечки луща,
Решаю я вопросы, душою трепеща:
Нужны ли сочиненья в честь шпаги и плаща
При свете выступлений великого Хруща?
Нужны ль народу темы про даму и хлыща?
В век атомной проблемы нужна ли нам праща?
Проходят по страницам, подолом полоща,
Испанские девицы, любовников ища;
Та — толстая как бочка, а эта — как моща,
Толкаются по строчкам, болтая и пища,
Одна другой милее — но все ж не клевеща,
Ведь каждая глупее свинячьего хряща!
А юноши не краше на заднице прыща,
Не сеют и не пашут, по принципу клеща.
Но их существованье, достойное хвоща,
Расходится в изданьях, хоть и по швам треща.
«Искусства» и «Гослиты», свой опыт обобща,
Пускают в свет пиитов, всю прозу истоща.
Все это наш читатель приемлет не ропща,
Театра почитатель сидит рукоплеща,
Любуясь, как на сценах средь лилий и плюща
Купаются в изменах актеры сообща.
Гряди скорей, Софронов, комедию таща,
Гони взашей Эфронов — на них нужна вожжа!
Итак, Анетке рыжей (пусть примет не взыща!)
Нажив на этом грыжу, шлю тридцать рифм на «ща».
Свежие комментарии