На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

ДАВАЙ ПОГОВОРИМ

10 848 подписчиков

Свежие комментарии

  • Ирина Осипова
    Вы абсолютно правы.👍👍👍День неполного ос...
  • Ирина Осипова
    вот это действительно очень-очень мерзко и гадко!!!!🤮🤮🤮День неполного ос...
  • Traveller
    А не напомнить ли Вам, голубчик, кто открывал этот самый гадюшник - "ельцин-центр"? И кто носит подарочки на день рож...День неполного ос...

Его били в школьных туалетах до крови

Этот импозантный молодой фармацевт, отпускающий лекарства в аптеке, мне кого-то напоминал. Какие-то неуловимые черты, поворот головы, что-то точно знакомое, где же я это видела… Ох, неужели это Стас Куревин? Не может быть. Как изменился! Он или не он? Бейджик на груди рассеял сомнения окончательно. «Стас, здравствуйте! Рада вас видеть. Я сестра Леси Яреминой, из школы номер N, помните?». Он явно напрягся, потом улыбнулся. Мы немножко пообщались. «Недавно был вечер встречи, вы ходили?» – «Нет, да я вообще со школы почти никого не видел».

Еще бы он ходил. Его били по туалетам класса до 10-го. Он, кстати, давал сдачи, так что нередко это получалось до крови. Почему? Не до конца понимаю. Это был, в принципе, обычный парнишка, просто непохожий на других. Учился неровно, ходил немного забавной походкой, был чуть полноват, отвечал не всегда впопад. Я много слышала про историю его травли от сестры, которая сочувствовала парню; меня саму это сильно задевало, как всегда задевает вопиющая несправедливость; в школе организовывались классные часы, вызывались родители, сменялись агрессоры, но он так и оставался в состоянии жертвы… В десятом-одиннадцатом все как-то сдулись, ориентиры сменились, мир в виде грозных экзаменов, возможной армии, поступления в вуз и взрослой жизни агрессивно надвигался на вчерашних детей, и под его давлением было уже не до междоусобной вражды, надо было сплачиваться и сдруживаться. И Стаса перестали травить. Над ним, быть может, по старинке подшучивали, но поскольку он и раньше спуску не особо давал, тут ответить было уже проще, и к последнему звонку он стал в коллективе совершенно своим.

Но что осталось в тех нескольких школьных годах?

Мне иногда страшно подумать, что вот мы все такие осознанные родители, знаем, что в лимбическую систему наших детей закладываются основные данные до 3-х лет, знаем, что пример родительских отношений дает установку на всю жизнь, мы стараемся воспитать гармоничную личность, слушаем классику во время беременности и смотрим на изысканные полотна, водим ребенка на развивалки с ранних лет и с любовью подбираем ему кружки, продумываем его сбалансированное питание и стараемся не сбивать аппетит сладостями… И тут он, весь такой со сдутыми с него пылинками, заворачивает за угол, заходит в школу… и получает по лицу — в переносном и даже прямом смысле. Всю палитру человеческих отрицательных чувств, эмоций, подлости и лжи.

Дочь рассказывает, как в классе более модные одноклассницы подкалывают и не берут в свою компанию девочку Элю, потому что она ходит в одном и том же (при этом в школе у них как бы форма). Эля из малоимущей семьи, растет без отца. На родительское собрание приходит мама, папа и бабушка мальчика Степана — милого паренька невысокого роста с открытым и детским лицом, в больших очках, — приходят, чтобы защитить сына, понять, почему его постоянно третируют, отчего он не хочет ходить в школу вообще. Высокая худая девочка со смешной фамилией Тараканова на фотографиях класса немного подгибает ноги, чтобы казаться ниже, и вдруг это оказывается видно на снимке — и начинается потеха. Тараканихе и так проходу не давали, а теперь, видя ее, одноклассники начинают приседать и дико хохотать…

Что происходит в нашей школе? Что происходит с нашими детьми?

Наверное, то же, что и с взрослыми: мы не умеем принимать не таких, как мы.

Впервые приехав за границу, я была удивлена, сколько же там инвалидов! У нас-то их совсем нет. Ну, вспомните, когда вы видели в последний раз передвигающегося по улице человека в инвалидной коляске? Да это и невозможно. Несмотря на все программы «доступной городской среды», я не могу доехать от дома до ближайшей станции метро на велосипеде, не спешившись раз пять. Тротуары либо слишком узкие, либо раздолблены, либо грязь и лужа, и конечно — высокие бордюры. Тадым-тадым, тадым-тадым, слезла. Тадым-тадым, тадым-тадым, слезла. Проехать тут на коляске не представляется возможным, не стоит и пытаться.

Недавно в метро я поймала себя на том, что рассматриваю парня напротив: у него так шапка неловко сидит или нарост на лбу? Перехватив его испепеляющий взгляд, вздрогнула, поняв, что нарост. Дальше я не знала, куда деть глаза — чтобы не смотреть на него. Или лучше приветливо улыбнуться? Или исподтишка глянуть еще раз? Парень выходил на следующей остановке; разминувшись у дверей с калекой-нищим, он насыпал ему немного мелочи на ходу.

Калека-нищий в метро… привычная картина, да и калек годами видишь все тех же. Мы уже и не реагируем на них, и не рассматриваем даже, и не надо тут думать, куда глаза девать. Я, кстати, видела в прошлом году на курорте в Греции такую калеку-девушку, с ампутированными выше колен ногами. Она отдыхала в четырехзвездочном отеле с мамой или родственницей. Подтянутая, модная, симпатичная, она ходила вдоль бассейна на красивых железных протезах, отстегивала их и удобно устраивалась на шезлонге. Никто вокруг не думал при этом, куда девать свои глаза, — она общались со всеми так же, как и все, и все общались с ней так же, как и со всеми.

Пару лет назад в Испании мы не раз видели группы ментальных инвалидов с сопровождающими. Они могли, разговаривая и смеясь, сидеть за одним из столиков в кафе. Или гулять по зоопарку, рассматривая зверей. Они казались компанией добрых друзей, кто-то кого-то кормил, кому-то вытирали слюни, кого-то терпеливо пытались выслушать в его мычании. С глазами людей, оказавшихся рядом, тоже все было нормально.

Хотя, стоит заметить, такое толерантное отношение к людям с ограниченными возможностями не спасает от школьного буллинга и европейцев.

Черные и белые, больные и здоровые, богатые и бедные, модные и немодные, русские и «нерусские», москвичи и «понаехавшие», петербуржцы и «все остальные», интеллигенты и «мы в ваших университетах не учивались». Мы все хотим идентифицировать себя с какой-то близкой нам общностью людей. Как переехавшие в другую страну эмигранты стараются держаться вместе, анклавами, чтобы было не так страшно, так и мы — страшась этой жизни, стараемся сгруппироваться с себе подобными. Нам так проще. Нам так не боязно. Так мы чувствуем себя сильнее. Мы, в общем-то, очень слабые. Нам трудно вдумываться, что есть какие-то не такие, как мы: с наростами на лбу, без рук или ног, толстые или нищие, слабовидящие или эпилептики. Если они и есть, то лучше быстро пройти мимо. Потому что не знаем, что делать с глазами.

А пусть глаза привыкают. Когда привыкнут, то все будет нормально. И Тараканова окажется верной подругой, и Стас Куревин расскажет массу забавных историй про животных, ведь он увлекается биологией, и дочка захочет подарить девочке Эле модный шарфик.

Меня не травили в детстве, я была уважаема одноклассниками. Возможно, меня любили не все учителя и считали слишком резкой; пожалуй, я не слыла самой крутой среди сверстников и у меня не было особенно модных вещей; но зато я всегда была на стороне тех, кого гнобили. И все, что я могу сегодня сделать для своих детей — научить быть всегда на стороне слабых. И приучать свои и их глаза смотреть на «не таких».

http://www.matrony.ru/ego-bili-v-shkolnyih-tualetah-do-krovi...

Картина дня

наверх